Конституенты синтагм в номинативном плане структурно представляют собой конструкты, расчлененно именующие один из фрагментов реального или идеального мира. Для теории лингвистики и для прикладных целей важно знать языковые механизмы обеспечения расчлененной синтаксической целостности и семантической отмеченности таких номинаций.

Во-первых,как нам представляется, необходимо отметить, что в синтагмах любого уровня синтаксическая целостность обеспечивается подчинительной связью, т.е. наличием синтаксически главного члена синтагмы, который, благодаря своей активной валентности, присоединяет валентно зависимый член синтагмы. Такого рода зависимость связана в первую очередь с грамматическим статусом членов синтагмы: их принадлежностью к той или иной части речи. При межкатегориальном противопоставлении частей речи по этому признаку отмечается оппозиция глагол / существительное.

Наряду с грамматическим аспектом валентности, т.е. комбинаторным потенциалом частей речи, имеется референциально мотивированный, семантический аспект явления. Выделяя две главных части речи – существительное и глагол – во многих случаях современные лингвисты одновременно подчеркивают их различие. В оппозиции соотношения между языком и действительностью эта дифференциация может быть связана с различиями в репрезентации или в участии репрезентации отражаемых денотатов.

Онтологическая, референтная сущность субстанции и процесса экстраполируется на категориальные означаемые существительного и глагола. В онтологии отражаемых языком субстанций и процессов, соответственно, в формах существительных и глаголов, можно говорить о первичности субстанции. Следуя такой логике мышления и экстраполируя это свойство субстанции и процесса на их репрезентацию в языке, соответственно, в формах существительного и глагола, Д. Виллемс и К. Кербрат-Ореккиони называют имя существительное морфологичным по своей природе, а глагол синтаксичным (31, с.66; 38, с.8). Д. Виллемс считает, что ролевой сущностью существительного является обеспечение связи с реальной действительностью, что и происходит при номинации предметов, лиц. Этот факт в его языковом отражении она характеризует как референтную сущность существительного: глубокую погруженность субстрата существительного в реальную действительность.

Процесс по своей онтологической и логической природе зависим от наличия субстанции. Имя процесса играет организующую роль в объединении субстанциальных участников событий. В означающем пропозитивных знаков (номинантов) глагол-релятор участвует в эксплицировании той или иной формы пропозитивного обозначения соответствующего типового события. Уже сама релятивная функция глагола говорит о том, что означаемое глагольных лексем зависит от значений объединяемых им в единое целое имен субстанций. Поэтому часть речи, когнитивно соответствующая в языковом инвариантном отражении значению процесса (глагол), по своей онтологической сущности зависима от сигнификата субстанция, представляемого существительным.

В этой связи Г.А. Золотова говорит, что «в объективной действительности действие не существует, оно осуществляется как функция субъекта» [12, с. 163]. В целом, как часть речи, в парадигматическом плане глагол синсемантичен, так как он в основном обозначает отношения и играет доминантную, связующую роль в семантической структуре предложения. Если существительное имеет референтную сущность, то глагол – сигнификативную. Поэтому Д. Виллемс замечает, что синтаксически глагол материализует форму мысли в отношениях, которые мысль устанавливает между разными объектами [38, с. 8].

Проблема онтологической иерархизации отражаемых главными частями речи субстанций и процессов не осталась без внимания и философов. Анализируя явление первичности субстанций и вторичности процессов в филогенетическом плане, А.А. Ветров обращает внимание на то, что не только в онтогенезе, но и в филогенезе человеком первично вычленялось не действие, а предмет, субстанция: первобытный человек выделял первоначально объект действия как наиболее зримый, наиболее осязаемый элемент ситуации [7, с. 234-237].

У. Куайн также при описании особенностей первых этапов речевой деятельности ребенка не случайно обращается к существительным [33, с. 74-75]. Подобные наблюдения при анализе развития номинативной деятельности детей представлены психолингвистами [20, с. 32] и психологами [11, с. 82; 18, с. 37]. А.Р. Лурия, хотя в отличие от других ученых и считает, что филогенетический опыт (развитие рода) не повторяется в онтогенезе (развитии ребенка), отмечает, что первые слова ребенка обращены к предмету и означивают предмет. Н.Д. Арутюнова, выделяя две разновидности лексических единиц по способу их референции (прямой или опосредованной), также в первую очередь имеет в виду существительные [4, c. 17-18].

Н.И. Жинкин отделяет семантические компоненты целостного высказывания от их грамматического воплощения. Поэтому он отдельно говорит, с одной стороны, о предикате и предмете, с другой стороны – о сказуемом и подлежащем. Он также имплицитно отмечает первичность предмета и вторичность предиката, который является средством обозначения предметных смысловых связей, отражающих отношения между предметами.

О первичности имени субстанции в филогенезе и, тем самым, имплицитно, о его категориальной автосемантичности говорят также Ф. Делофр [26, с. 16-17] и Ф. Франсуа [29, с. 249-250]. Лингвисты не могут не обращать внимание на лексико-семантическую самостоятельность или зависимость элемента в рамках синтагматических отношений.

Однако не только денотативная принадлежность существительных к определенному характеру референтов определяет их дальнейшее поведение в синтагматическом плане. На проявление автосемантического или синсемантического характера имени влияет также проявление в речи того или иного варианта значения его лексико-семантической парадигмы, что выявляется в его комбинаторике, в том числе и в пропозитивных синтагмах. В этом случае можно привести пример лексемы круг, различные варианты лексико-семантической парадигмы которой приводит А.А. Уфимцева [19, с.93-94]. Эта лексема только в двух из своих значений проявляет синсемантичность. Это происходит тогда, как заметил У. Куайн в отношении такого рода феноменов [33, с. 94], когда у этого означаемого знака нет собственного референта, В данном случае в случае актуализации первичного значения лексемы круг – ‘геометрическая фигура’ имеется прямое соответствие референту. В сочетаниях лексемы кругкруг обязанностей и круг знакомых [19, с.94] или круг задач., круг проблем, круг подозреваемых (наши примеры – Н.К.) такого соответствия нет и нет семантической полноты значения данной лексемы. Она в выше приведенных сочетаниях лексически связана с постпозитивными лексемами и составляет вместе с ними лексически связанные сочетания, или несвободные сочетания слов.

Так как большинство существительных любого языка многозначны, лингвисты, обращаясь к полисемантичным существительным, замечают что они могут в первичном значении содержать полный объем значения для адекватного отражения соответствующего денотата, а во вторичных значениях или в одном из вторичных значений эту полноту значения утрачивать [30, с. 29].

Вопрос семантической полноты или неполноты значений лексем или отдельных вариантов их значений в той или иной форме, прямо или косвенно неоднократно обсуждался и в отечественной и в зарубежной лингвистике: [1; 2; 4, с. 15-18; 6, с. 39, 141, 149-150, 153, 259, 261, 265, 342; 8, с. 72-73; 9; 10, с. 17; 14; 15, с. 47-52; 17, с. 63-72, 140–157; 22, с. 91, 93; 32, с. 39–58; 35, с. 40; 36, с. 106-122; 37, с. 75-100]. В лексической семантике статус семантической самодостаточности лексемы был обозначен терминами автосемантичность, категорематичность, а статус семантической несамодостаточности – терминами синсемантичность [8, с. 124-125; 15, с. 47-52], синсемичность [12, с. 76, 157, 163], синкатегорематичность [32, с. 39–58; 35, с. 40].

Если в отнесении служебных слов к синсемантичным (синсемантическим, синкатегорематичным, синкатегорематическим) никаких противоречий среди лингвистов не наблюдается, то в отношении знаменательных слов имеются разные особенности понимания объема и характера семантической самодостаточности.

Не все лингвисты и философы в одинаковой степени разграничения внутри знаменательных частей речи применяют понимание внутренней семантической самодостаточности или внутренней семантической неполноты значения в одинаковом плане. Например, О.С. Ахманова, разграничивая автосемантические и синсемантические слова, к первым относит все полнозначные (знаменательные) слова [5, с. 31], ко вторым – все служебные слова. Таково же мнение на этот счет и С.Д. Кацнельсона. Такой характер разграничения для него и, можно сказать, в целом для лингвистики, «является отправной точкой не только для грамматической классификации слов по так называемым «частям речи», но и для семасиологической их классификации» [13, c. 3]. Такой статус «полнозначимых» слов языка он аргументирует тем фактом, что они «самостоятельно выделяют объекты (т. е. вещи, явления, свойства, процессы т. д.)» [Там же], а в функционально-синтаксическом плане реализуют себя в качестве членов предложения. Служебные же слова, о чем говорит и само их название, не имеют своих денотатов и «связаны с предметным содержанием лишь опосредованно, через полнозначимые слова» [Там же] .

Н.Д. Арутюнова выделяет две разновидности лексических единиц по способу их референции (прямой или опосредованной) [4, с. 17-18]. Ж. Клебер вполне обоснованно выделяет категорематичные и синкатегорематичные существительные по признаку их референтной автономности и неавтономности [32, с. 39]. В этой же логике интерпретации явления синкатегорематичности, У. Куайн к синкатегорематическим (syncategorematic) относит только те существительные, которые в синтаксической конструкции N+N обозначают признак, референтно не восходящий к его лексическому обозначению. Например, как он замечает для сравнения, если в категории вин red wine вино действительно красное, т.е. red означает цвет, соответствующий реальному цветовому признаку, и в его интерпретации, выступает в самостоятельной атрибутивной роли, обозначая этот реальный цвет, не связанный только с лексемой wine, то в сочетании water wing субстантив water не соотнесен с референтом ‘WATER’. Переходя на лингвистическую терминологию, можно сказать, что речь идет в данном случае о лексически несвободных сочетаниях слов, в которых в английском языке позицию атрибутива выполняет первое существительное, не являющееся в такого рода случаях функциональным атрибутивом [33, с. 94]. Подобные сочетания можно найти и в русском языке: водные лыжи, пушное хозяйство, гранатовый браслет и др

Такого же рода пример, с wine но уже с прилагательным white в сочетании whitewine приводит C. Синклер, но в иной интерпретации цвета whiteв применении к вину. Он приводит данный пример (хотя не употребляет сам термин) чтобы отметить фактически синсемантический характер значения прилагательного, которое в этом сочетании теряет значение белого цвета, т.е. соотнесенность с реальным белым цветом, так как такого сорта вино не бывает белым, а просто имеет светлые оттенки желтого, розового, оранжевого [34, с. 7]. Х. Бусман в этой же логике, презентуя понятие синсемантичности и автосемантичности, на примере прилагательного good показывает проявление в его значении синсемантичности в идентичных с приводимыми С. Синклером условиях: в сочетаниях Adj + N, в которых прилагательное good раскрывает свое вторичное значение: the weather / the food is good [24, с. 1166]. Так, в примере с weather это прилагательное может обозначать, например, ясную, солнечную погоду, а во втором – например, вкусную пищу.

«Dictionnaire linguistique» синсемантичным (синкатегорематичным (syncatégorématique) называет любое имя, которое детерминирует синтагматическое расширение (extension) подлежащего (например, местоименные прилагательные) или модификацию предиката (например, отрицательная форма или модальные глагольные слова) [27, с. 462]. Такое понимание восходит к трактовке явления Э. Бенвенистом, который рассматривает, например, явление синкатегорематичности на уровне предложения.

Е.В. Гулыга анализирует автосемантичность / синсемантичность не только по отношению к морфологическим, но и к синтаксическим единицам [9; 10, с. 15-19]. К. Бюлер рассматривает свойство синсемантичности в отношении единиц и грамматического и лексического уровней [6, с. 39, 259].

Несмотря на общую категориальную автосемантическую сущность существительного как имени субстанции при более детальном рассмотрении внутри класса имен существительных обнаруживаются и классы синсемантичных существительных. Это связано с тем, что в лексико-грамматическом и в лексико-семантическом плане эта часть речи неоднородна по лексико-семантическим составляющим значений существительных, по их деривационной истории и, соответственно, по их семантическим параметрам. Данный факт отмечает и Г.А. Золотова. Так, производные существительные деадъективного, девербативного характера определены ею как синсемичные [12, с. 76, 157, 163]. Можно к этому добавить, что именно деривационная история таких существительных, производных от категориально синсемантичных по своей референтной природе частей речи, и делает их синсемантичными. Поэтому лингвисты не могли не отметить, что и в классе существительных, и в классе глаголов имеются различные подклассы по степени их автосемантичности и синсемантичности. Так, В.Г. Гак и в существительных, и в глаголах, и в прилагательных находит обе разновидности [21, с. 466].

Говоря о существительных, В.Г. Гак, связывает их семантическое различие в их делении на существительные автосемантичные (независимые) и синсемантичные (относительные) с характером их денотатов. К синсемантичным существительным им отнесены термины родства (le père, la mère, le fils, la fille); части тела (le bras,la tête, les yeux); части предмета (le toit (delamaison), le dossier (du fauteuil)) и существительные обобщающего значения (le type, la classe, la catégorie); параметрические производные (lalongueur) и непроизводные (lecaractère, lepoids) лексемы, а также существительные с абстрактным значением (la beauté) [8, с. 124-125].,

К этому списку можно добавить большой список параметрических существительных русского языка, приведенных Ю.Д. Апресяном: с указанием, например: а) количественных физических параметров – высота, рост, длина, расстояние, ширина, глубина, толщина, размер, площадь, вместимость, габариты, объем; долгота, широта; возраст, время,дата, срок; вес, температура, скорость, давление, напряжение, мощность,сила, крепость (в сорок градусов), б) качественных параметров – физических: внешность, форма, цвет, тон, звук, вкус, запах; социальных неиерархических): национальность; конфессия; профессия; достаток, состояние; группа, категория, сословие; социальных иерархических: ранг, чин; титул, звание; (ученая) степень) и многих других лексических категоризаторов [3, c. 38-39].

В этих примерах можно увидеть и такие лексемы, которые в разных контекстах могут актуализировать как автосемантичность, так и синсемантичность. Воспользовавшись приведенным по поводу полисемии примером в работе «Words and Meanings», рассмотрим лексему fille, переведя анализ проявления полисемии данной лексемы в поле исследуемого в нашей статье явления [30, с. 29]. В том случае, когда filleобозначает гендерную и возрастную характеристику лица, т.е. базовые для ее первичного значения семантические характеристики, которые А. Круз называет каноническими (canonical traits) [25, с. 19], она проявляет себя автосемантично. В другом значении, которое предполагает обращение к дополнительным референтам, а в дефиниции значения, к лексемам parents, père, mère, данная лексема оказывается синсемантичной. Добавим к этому, что и другая лексема французского языка из класса родства femme в своем гендерно-возрастном значении ‘женщина’ автосемантична, а в своем соотношении с лексемой mariи с ее референтом (в значении ‘жена’) синсемантична. И это не единичные примеры. В каждом языке имеются свои примеры такого рода.

М. Тутеску обращает внимание и на предикаты и выделяет их как синкатегорематичные знаки, т.е. как имена, лишенные самостоятельного значения. Синкатегорематичными предикаты признаются ею относительно их референции. В этой интерпретациии предикаты референтно синкатегорематичны, а по смыслу категорематичны[35, с. 40]. Н.Д. Арутюнова, говоря о глаголах-предикатах, замечает: «семантика предикатов в каждом смысловом поле взаимообусловлена». Тем самым она подчеркивает синсемантичность глаголов в их предикативной роли как класса [4, с. 17].

Автосемантичность или синсемантичность парадигматического значения лексем влияют на их сочетаемость в синтагме, их конструктивные возможности. Автосемантичные языковые единицы выражают значение «независимо от других лексических единиц, синтаксических конструкций, контекста или ситуации» [10, с. 17]. Этим они отличаются от синсемантичных единиц, которые, напротив, раскрывают свою семантику «в сочетании с другими языковыми единицами, на фоне контекста или ситуации» [10, с. 17]. Н.Д. Арутюнова поэтому уделяет внимание синтагматическим условиям проявления синтагматической обусловленности (связанности) значений, или относительности значений [4, с. 16-18] и автономности смысла имен. В связи с этим лингвисты различают явления как смысловой, так и структурной автосемантичности и синсемантичности [2; 10, с. 15-17].

В отличие от большинства лингвистов, которые при рассмотрении явлений авто- и синсемантичности на первый план выводят анализ свойств самих авто- или синсемантичных единиц, К. Бюлер говорит не о самих единицах, а о синсемантическом окружении [6, с. 141, 149-150], что нам представляется вполне объяснимым. Н.Д. Арутюнова также достаточно внимательно анализирует синтагматические условия проявления, например, синтагматически связанных, т.е. контекстуально обусловленных вторичных значений и значений конкретных имен в синтагматически метонимизированных значениях в процессе когнитивно-номинативной деятельности [4, с. 15-25].

Словарь «Dictionnaire encyclopédique des sciences du langage», хотя и не рассматривает специально явления автосемантии и синсемантии, однако, ссылаясь на Л. Ельслева, указывает на важность изучения семантической структуры слов в том числе и для синтаксических целей [28, с. 339]. И следует признать правомерность такой точки зрения

В пропозитивных синтагмах субстантивные конституенты составляют синтагматическую основу пропозитивных синтагм и семантизируют глагол в роли предиката, т.е. вызывают необходимость в использовании той или иной глагольной лексемы. Взаимно глагол обусловленной комплексом семантического взаимодействия субстантивных конституентов лексической семантики определяет и их функциональное событийное поведение. Такое взаимодействие характеризуется многоплановой пропозитивной синсемантичностью и в результате обеспечивает смысловую целостность, или семантическую композициональность. В объективной действительности взаимодействие субстанций разных типов обеспечивает динамику событий. При взаимодействии субстанций разного категориального характера происходят процессы соответствующего категориального содержания. Взаимодействие субстанций в экстралингвистической действительности уже относится к синтагматическому плану функциональной иерархичности взаимодействующих субстанций. Поэтому как вариант проявления автосемантичности и синсемантичности в пропозитивных синтагмах можно считать не только иерархиючастей речи, но и функциональных означаемых пропозитивных номинантов, а также их функциональных означающих – членов предложения.

Пропозитивные номинанты именуют целостное событие реальной действительности, которое характеризуется взаимодействием субстанций, приобретающих относительно друг друга определенные роли при формировании событий. Поэтому конституенты пропозитивных номинантов функционально, как семантически, так и синтаксически взаимно обусловлены [8, с. 580-600; 23, с. 238–246; 36, с. 103-124; 37, с. 75-96]. Каждый пропозитивный номинант с прототипическим событийным значением функционально автосемантичен по отношению к своему функциональному типовому субстрату, являясь его симметричной функциональной проекцией (табл. 1, 2, 3) [16]:

Табл. 1 / Table 1

Табл. 2 / Table 2

Табл. 3 / Table 3

Функциональный же конституент пропозитивных номинантов того или иного функционального типа, каждый в отдельности, функционально синсемантичен по отношению к другим функциональным конституентам в репрезентации отражаемого в его означаемом целостного событийного значения, например, адресации: Lefils(адресант)(achète)uncadeau(адресуемый предмет)à samère(адресат); локации: Lefils (локализант)(met)lecadeau(локализат) dansl’armoire (локатив); каузации: Lefils(каузант)(développe)lecadeau(каузат).

Каждый из функциональных конституентов инвариантных языковых пропозитивных выражений соответствующих событий имеет функционально обусловленную роль, которая имеет место только в одном категориальном отношении. Для более доказательной иллюстрации функциональной синсемантичности означаемых выше представленных пропозитивных номинантов с тремя разными событийными значениями мы преднамеренно в качестве конституентов поставили одинаковые лексемы lefils и lecadeau.

На функционально-классемном уровне лексема lefils во всех трех номинантах выполняет семантическую роль агента действия, а лексема lecadeau – объекта действия. Однако на функционально-семантическом уровне в каждом из лексикализованных инвариантов разных типовых событий (адресации, локации, каузации) конкретизация агентивной и объектной роли названных конституентов тесно связана с типом события. Поэтому в пропозитивном номинанте с событийным отношением адресации конституент lefils является адресантом, в пропозитивном номинанте с событийным отношением локации – локализантом, в пропозитивном номинанте с событийным отношением каузации – каузантом. Такого же рода функциональная синсемантичность проявляется и в отношении конституента lecadeau.

Семантическая функция конституента, т.е. направление его функциональной синсемантичности в пропозитивных синтагмах зависит сразу от нескольких факторов: от семантических характеристик участвующих в репрезентациии отраженного события субстанций (ср.: Lafemmedonnelaclé à l’enfant (категориальное событийное отношение адресации) / Lafemmemetlaclé dansletiroir(категориальное событийное отношение локации); количества участвующих в отраженном событии субстанций, т.е. количества разных функциональных позиций в пропозитивной синтагме (ср.: Lafillettedéplacelevasesurlatable (категориальное событийное отношение локации) / Levaseestsurlatable (категориальное событийное отношение локативиости)). 

Лексико-семантическое содержание конституентов также в определенной мере релятивизирует семантическую и синтаксическую функцию конституента: так, имя лица, как показывают примеры, в инвариантной проекции события претендует на первичную семантическую функцию агента действия и синтаксическую функцию подлежащего. В этой функциональной позиции пропозитивный конституент со значением лица синсемантичен в меньшей степени.

Выполнение именем лица других семантических функций уже в значительно большей мере обусловлено функционально-семантически: оно зависимо от функционального пропозитивного контекста. Так, в трехместных синтаксических структурах с отношениями адресации и локации вторая постглагольная позиция в инварианте номинанта с отношением адресации может быть занята только именем лица, а в инварианте с отношением локации – только именем с предметным значением. Благодаря соответствующим предлогам (à, dans, sur, de) предметное имя функционально становится именем пространства, в которое предмет помещается перемещающим его агентом действия. Именно этой разницей в лексико-семантической характеристике двух структур отличается семантическая морфология двух трехместных структур с разными функциональными событийными отношениями: адресации и локации. Эксплицируют эту событийную семантику глагольные предикаты с их конкретной функционально-семантической и функционально-синтаксической синсемантичностью.

Даже наша краткая презентация явлений автосемантии и синсемантии в их интерпретации известными исследователями и демонстрация их проявления на разных языковых уровнях, надеемся, позволила понять многоплановость феномена и разноуровневость проявления.

Так как в нашей лингвистике первым автором, обратившим внимание на глубинные языковые явления, считается А. Марти, который ввел и соответствующие термины с определением понятий семантической самодостаточности и семантической недостаточности, то следует отдать должное тому факту, что, несмотря на то, что его работа, датирована сороковым годом прошлого века, и, соответственно, оказалась малодоступной, она привлекла внимание известных ученых: лингвистов и даже философов – каждого в его пределах восприятия и последующей интерпретации. Поэтому можно согласиться с мнением Л.Н. Мурзина, который утверждает, что «предложенное Марти разграничение автосемантии (самодостаточности компонентов языка) и синсемантии (семантической их недостаточности) с последующей детализацией и привязкой к частям речи и др. единицам не утратило своего значения до сих пор» [21, с. 406].

Мы в нашей статье лишь в некоторой мере представили теоретическую интерпретацию явления, которое, независимо от того, используется ли лингвистами названная в статье терминология, описано в том или ином понимании как на разных языковых уровнях, так и в философской интерпретации. Как видно из различных подходов ученых, проявления автосемантии и синсемантии могут быть исследованы с разных методологических позиций для лексических, семантических, синтаксических и философских целей с использованием контекстуального, компонентного, дистрибутивного методов анализа.

Информация о конфликте интересов: авторы не имеют конфликтов интересов для декларации.

Information of conflict of interests: authors have no conflicts of interests to declare.