Введение. В соответствии с антропоцентризмом современной науки лингвистические исследования последних десятилетий осуществляются в тесной связи с человеком, его сознанием и мышлением, большое внимание уделяется изучению языковой картины мира, которая представляет собой совокупность зафиксированных в языке представлений народа об окружающей действительности на определенном этапе его развития. Язык, с одной стороны, формируя эту картину, одновременно с этим выражает и объясняет другие картины мира человека, которые посредством специальной лексики, входя в язык, привносят в него черты человека, его культуры.

Особый интерес с этой точки зрения вызывает фитонимическая лексика, поскольку в номинации природных объектов, фиксирующих жизненный опыт человека, систему ценностей народа, процесс познания и освоения мира флоры, проявляются специфические черты национального менталитета.

С древнейших времен человек ощущал себя частью природы, на начальных этапах своего развития находился в полной зависимости от существования флоры, которая задавала внешние условия его бытия. Можно смело утверждать, что и на данный момент природа, в частности растения, мыслится как значимая для человека сфера (Василенко, 2007: 46). Наши предки ценили и уважали природу: считалось, что нарушая первозданность флоры (выкорчевывая деревья, срывая растения), мы должны вымолить прощение у матушки-природы (Васильченко, 2002: 165). Взаимодействуя с природой, человек давал растениям наименования, во внутренней форме которых фиксируются представления о растениях, отражаются важные для опознания объекта признаки (Коновалова, 2000: 4). Эти наименования во всей своей совокупности, в свою очередь, формируют особую лексико-семантическую группу – фитонимическую лексику, которая, по утверждению Н. И. Коноваловой, выполняет не только номинативную, но и прагматическую, оценочную, экспрессивную и прочие функции (Коновалова, 2001: 57). Данная семантическая общность лексем заслуживает пристального внимания, т. к. по мнению З. И. Комаровой и Г. В. Хасаншиной, она является одним из древнейших пластов лексики (Комарова, Хасаншина, 2004: 29). Фитонимическая лексика отражает опыт практического и культурно-мифологического освоения мира растений как части окружающей человека природы, заключает в себе этнокультурную информацию, отражающую народное восприятие растительных реалий.

Теоретический обзор. Перед тем, как перейти к анализу отобранной нами фитонимической лексики, следует уделить внимание теоретическому аспекту ее изучения (дать определения понятий «фитоним», «фитонимическая лексика», «фитонимика»), а также проанализировать опыт исследования фитонимических единиц на современном этапе.

Термин «фитоним» явился неологизмом 70-х годов XX века (Шанский, 2002: 343), именно с этого периода данное понятие начало активно использоваться в лингвистике. По мнению Ю. А. Дьяченко, в науке оформилось как узкое, так и широкое толкование обозначенного термина (Дьяченко, 2010: 11–12). Так, в работе А. В. Суперанской «фитоним» используется в качестве собственного индивидуального названия отдельного растения, а «фитонимика» (у автора – «фитонимия») рассматривается как часть ономастики – науки, изучающей собственные имена (Суперанская, 1973: 173– 189). В качестве примера автор приводит такие фитонимы, как Дуб Чародеев, Царский дуб, Дерево Плача. Стоит отметить, что уже в этой работе отмечается то, что слова, номинирующие растения, фиксируют процесс познания человека, отражают его картину мира. Автор указывает на то, что объекты растительного мира следует выделять в самостоятельную область исследования, так как они тесно связаны с традициями и верованиями различных эпох (Суперанская, 1973: 186).

В том же объеме рассматривает понятие «фитоним» Н. В. Подольская: «фитоним – собственное имя любого растения (Маврический дуб, Дерево бедных, Мертвое дерево)» (Подольская, 1978: 158). В результате активного употребления термина «фитоним» в 1990-х годах он был закреплен в этимологических словарях и представлен как «искон. сложение греч. phyton «растение» и onyma «имя, название», «название растения».

В научной литературе термины «фитоним», «фитонимика», несмотря на их активное использование, не получили однозначного общепринятого толкования. В нашей работе под термином «фитонимика» мы понимаем совокупность названий реалий растительного мира, а под термином «фитоним» – отдельное наименование дерева, травы, кустарника, цветка, ягоды и т. д.

Первый масштабный опыт систематизации фитонимов был осуществлен Н. И. Анненковым, так в ботаническом словаре под его редакцией встречаются комментарии причин возникновения фитонимов. Например, происхождение диалектного названия «Христово копье» русский ученый объясняет формой листьев с разрезными долями, словно истыканного копьем, «которым жиды кололи Христа», а «бодяга» названа так потому, что «подобно бодяге, употребляется на румяны» (Ботанический словарь … , 1878: 7, 232).

Начало изучения фитонимической лексики связано с именем Ф. И. Буслаева, который во главу угла ставил культурологический аспект изучения. Так, он утверждал, что «…сама номенклатура народной ботаники ведет нас в период мифологический» (Буслаев, 2011: 17), обозначив связь между наименованиями растительного мира и духовной культурой народа. Исследование в том же аспекте было продолжено в работе М. Забылина «Народный цветник», в которой ученый подробно рассматривает отражение номинаций растений в русском фольклоре (поверьях, заговорах и оберегах, обрядах, обычаях). Так, если окурить ружье травой колюкой, то ни одна птица не ускользнет от выстрела, а если положить в брюхо убитой змеи три волшебных горошины, зарыть в землю и затем, когда вырастет цветок, срезать его в полночь и съесть, то можно обрести сверхспособность – читать мысли других (Забылин, 2014: 477-478, 480).
В. А. Меркулова исследует фитонимы (в частности дикорастущие съедобные травы, грибы и ягоды) в этимологическом аспекте, т. е. с позиций словообразовательной структуры, семантической мотивированности, закономерностей смысловых и формальных связей, объясняющих происхождение слова (Меркулова, 1967: 5). Автор подчёркивает, что один и тот же фитоним может иметь разные обозначаемые предметы, в чем проявляется особенность народных названий растений, которые не обладают признаком однозначности как в лингвистическом, так и в лингвогеографическом плане.

В. В. Копочева, исследуя фитонимы в мотивационном аспекте в своей работе «Соотношение искусственной и естественной номинации (На материале названий растений)», выделяет объективные и условные признаки мотивации, при этом первые подразделяет на собственно объективные (форма, цвет, размер, общий вид растения, запах, вкус) и относительные (локативный признак, время активности растения, его воздействие на человека и животных) (Копочева, 1985).
В номинативном аспекте с аксиологических позиций дан анализ фитонимов (а также лексики, номинирующей животный мир) в работе Т. И. Вендиной «Русская языковая картина мира сквозь призму словообразования (макрокосм)». Нельзя не согласиться с исследователем, что изучение фактов словообразования в данном освещении позволяет проникнуть в глубинную систему ценностей того или иного народа, осмыслить значимость называемых реалий для носителей языка, дает ключ к пониманию этнической психологии того или иного народа (Вендина, 1998: 9–10).
Интересным явлением среди научных работ по фитонимии предстают так называемые «фитопортреты», или этноботанические заметки, посвященные анализу одного растительного образа, осуществленному в рамках лингвокультурологии. К примеру, В. Б. Колосова рассматривает место фитонима «полынь» в традиционной культуре славян и отмечает, что, несмотря на свои полезные свойства (растение использовалось славянами как отгонное и лекарственное средство), полынь противопоставляется фитонимам с положительной символикой (роза, базилик) (Колосова, 2004: 28).
Такое активное исследование фитонимики с точки зрения различных аспектов свидетельствует о значимости фитонимической лексики как одной из первых древнейших лексических микросистем.

Из названий научных работ, посвященных исследованию растений, следует вывод, что они различаются не только аспектом изучения фитонимической лексики, но и географическим охватом отобранной фитонимов. К примеру, Н. И. Коновалова («Народная фитонимия как фрагмент языковой картины мира», «Словарь народных названий растений Урала»), проводит анализ принципов номинации растений на материале среднеуральских говоров. Подчеркнем, что в упомянутых трудах Н. И. Коноваловой делает акцент на культурной коннотации в семантике фитонимических единиц, отражающих связь с историей русского народа, его культурой и мировоззренческой системой.

Обзор работ по данному вопросу показал, что большая часть исследователей выбирают в качестве объекта фитонимы разноструктурных языков: так, Н. Ш. Ягумова, анализируя фитонимы и отфитонимические топонимы английского и адыгейского языков, дает им культурно-национальную интерпретацию (Ягумова, 2008); Ю. Н. Исаев объектом исследования выбирает фитонимы, функционирующие в лексической системе алтайских, финно-угорских, индоевропейских и кавказских языков, и посредством сопоставительного и типологического анализа определяет сходства и различия, проявляющиеся в картине мира (Исаев, 2015). Сопоставительное направление в изучении фитонимической лексики становится одним из наиболее перспективных на данном этапе развития языкознания, позволяющих выявить национальные специфические черты языковой картины мира народа. В этом аспекте мы согласны с точкой зрения многих исследователей, которые считают, что фитонимическая лексика представляет собой богатый источник информации о мировоззрении народа.

Но, несмотря на весь широкий перечень отечественных работ по исследованию, многоаспектному анализу фитонимической лексики, мы не можем утверждать, что фитонимика (особенно – английского языка) достаточно описана. В этом контексте мы полностью разделяем мнение В. Б. Колосовой, что «если наименования деревьев и кустарников проанализированы достаточно хорошо, то травянистые растения – несколько меньше» (Этноботаника: растения в языке и культуре, 2010: 18).

Результаты исследования. Иллюстративной базой исследования стала выборка в количестве 385 слов (192 английских фитонима и 193 русских фитонима), составленная на основе специальных ботанических словарей и справочников садоводов: Ботанико-фармакогностический словарь; Ботанический словарь Н. И. Анненкова; Иллюстрированная энциклопедия растений Ф. А. Новака; Русско-английско-немецко-французско-латинский ботанический словарь; Сад, цветы (краткий справочник) К. М. Васильевой; Словарь народных названий растений Урала Н. И. Коноваловой.

При словообразовательном анализе фитонимической лексики, собранной методом сплошной выборки, все фитонимы, учитывая их структурные особенности, были разделены на две группы: однословные (простые и сложные) и составные наименования. К группе однословных номинаций нами были отнесены фитонимы, образованные путем заимствования и словообразования, к группе составных наименований – фитонимы, состоящие из двух и более лексических компонентов.

В английском языке однословные фитонимы составляют 58,3% лексем, из которых простыми являются 17,1%, сложными – 41,2%.

Корпус простых английских производных фитонимов представлен заимствованиями и следующими типами словообразования: аффиксальное словопроизводство (а именно суффиксация), субстантивация и сокращение. В простых фитонимах, образованных при помощи суффиксации, в качестве производных аффиксов используются суффиксы -age (lovage «любисток»),
-et (burnet «кровохлебка») и -y (barley «ячмень»). Они характеризуются непродуктивностью (на долю суффиксальных фитонимических единиц приходится всего 1,6%. Еще меньшей производительностью характеризуются субстантивация (pink «гвоздика», everlasting «цмин») и сокращение (lily < Lilium «лилия», elder < elder berry tree «бузина»), на долю каждого приходится по 1,0% от общего числа фитонимов, отобранных методом сплошной выборки. Что касается заимствований, то они представляют собой довольно широкий пласт лексики (в сравнении с производными однословными фитонимами), в процентном соотношении они составляют 13,5% слов. В качестве языков-источников заимствований фитонимической лексики в ходе исследования выявлены:

1. латинский: gladiolus«гладиолус» – лат. “gladiolus” (дикий ирис), mimosa«мимоза» – нов.-лат. “mimus”, rose«роза» – лат. “rosa” и др.;

2. греческий: chamomile«ромашка» – ст.-фр. “camemile” < лат. “camomilla” < лат. “chamomilla” < греч. “chamaimelon”; narcissus«нарцисс» – лат. “narcissus” < греч. “narkissos”; acacia «акация» – лат. “acacia” < греч. ”akakia” и др.;

3. персидский: jasmine«жасмин» – фр. “jasmine” < араб. “yas(a)min” < перс. “yasmin”;

4. турецкий: tulip «тюльпан» – нем. “tulpe” < фр. “tulipe”, “a tulip” < тур. “tülbent”;

5. итальянский: belladonna«красавка» – ит. “belladonna” (букв. прекрасная дама).

Заимствования наименований растения, как правило, проходят несколько ступеней, выделение начала вливания лексемы в язык показывает, что заимствованные фитонимы в основном имеют греческие и латинские корни.
К сложным однословным фитонимам мы отнесли лексемы, образованные при помощи словосложения. В корпусе однословных фитонимов данный способ номинации является самым продуктивным: с помощью него образовано 41,2% наименований растений. Исследования показало, что среди всех возможных типов словосложения (простое словосложение, словосложение с соединительной гласной/согласной, словосложение с соединительным элементом в виде предлога/союза, производное словосложение) для номинации английских фитонимов используются только два. Так, простым словосложением (или соположением основ) образовано 37,5% лексем:

henbane «белена» (букв. «курица» + «отрава»);

larkspur «живокость» (букв. «жаворонок» + «шпора»);

hawthorn «боярышник» (букв. «ограда» + «колючка»);

moor-berry «клюква болотная» (букв. «болото» + «ягода»);

foxglove «наперстянка» (букв. «лиса» + «перчатка»);

catmint«котовник» (букв. «кошка» + «мята»);

twin-flower «линнея» (букв. «близнец» + «цветок») и др.

Остальные 3,7% сложных лексем образованы словосложением с соединительным элементом в виде предлога:

lily-of-the-valley «ландыш» (букв. лилия-в-долине);

Jack-in-the-pulpit «аризема трехлистная» (букв. Джек-за-кафедрой) и др.

В числе сложных двукорневых фитонимов отмечено сохранение устаревшей основы -wort-, которая представляет собой древнеаанглийское root «корень» (встречается в 11 сложных фитонимах, например, dropwort «таволга», hazelwort «копытник», glasswort«солянка» и др.).

Фитонимы, составляющие группу составных наименований, включают в себя 41,7 % лексических единиц от общего числа фитонимов. Взяв за основу семантическую цельность, внутри данной группы мы выделили семантически членимые (или свободные) и семантически нечленимые (или связные) составные наименования (при этом если первые при деление составной лексемы на части сохраняют семантику «растение», то вторые это значение утрачивают).

Семантически членимымиоказались 16,2% фитонимических лексем:

evening primrose – «ослинник» (букв. вечерняя примула);

snake’s-head fritillary – «рябчик шахматный» (букв. змееголовый рябчик);

rubberplant– «фикус» (букв. резиновое растение);

ice plant – «хрустальная трава» (букв. ледяное растение);

great northern aster – «астра умеренная» (букв. великая северная астра);

sweet scented bush – «каликантус» (букв. сладкий душистый кустарник).

К связным составным наименованияммы отнесли 25,5% фитонимов:

sweet gale – «мирт болотный» (букв. душистая буря);

blazing star – «лиатрис» (букв. полыхающая звезда);

four o’clock – «мирабилис» (букв. четыре часа);

pigeon wings – «клитория» (букв. голубиные крылья);

adder’s tongue – «синяк обыкновенный» (букв. язык гадюки) и др.
Исследование показало, что английские фитонимы-словосочетания являются двухкомпонентными (cupid’s dart «катананхе»), трехкомпонентными (great northern aster – «астра умеренная»), четырехкомпонентными (white lotus of Egypt – «египетский лотос»), пятикомпонентными (jump-up-and-kiss-me – «анютины глазки») и шестикомпонетными (Jack-go-to-bed-at-noon – «козлобородник луговой»).

При анализе английской фитонимической лексики, представленной в выборке, было выявлено, что некоторые лексические единицы совмещают в себе несколько способов номинации: словообразовательную номинацию, метафору и создание составных наименований с одновременным метафорическим переносом. В связи с этим мы считаем целесообразным разделить все производные фитонимы (т. е. все, исключая заимствования) на две группы: образованные чистыми способами номинации и совмещающие разные способы номинации. Так, к образованным чистыми способами номинации нами было отнесено 32,8% фитонимов: sea-lavender– «кермек», wild olive – «маслина дикая», wallflower– «лакфиоль», bird-cherry– «черемуха» и др. Образность, формирующаяся в следствие совмещенного с метафорой способа номинации, присуща 53,7% лексем: flame nettle– «колеус», ox-eye daisy – «ромашка», snap-dragon – «львиный зев», arrowroot – «маранта», unicorn-plant – «мартиния», butterfly-pea – «клитория», hare's-foot – «клевер пашенный» и др.
В том же словообразовательном аспекте проанализируем фитонимическую лексику русского языка. В представленной выборке обнаружено 74,1 % односложных наименований и 25,9 % составных наименований.

Заимствования представляют собой значительное количество анализируемой лексики – 23,3%. Фитонимическая лексика пришла в русский язык из таких языков, как:

6. греческий: азалия – греч. “аzaleos” сухой, амарант – греч. “amarantos” неувядающий, крокус – нем. “krokus” < лат. “crocus” < греч. “krokos” и др.;

7. латинский: гладиолус – лат. “gladiolus” небольшой меч, примула – лат. “prīmula” первая, начальная, резеда – фр. “réséda” < лат. “resēda” и др.;

8. французский: топинамбур – фр. “topinambour” – по названию индейского племени топинамбу, петуния – фр. “pétunia” и др.;

9. итальянский: капуцин – ит. “cappuccino” < ”cappuccio” капюшон и др.;

10. португальский: ипекакуана – порт. “ipecacuanha”;

11. турецкий: тюльпан – фр. tulipan < ит.tulipano < тур. Tülbend тюрбан.

Отметим, что из 45 лексем нашей картотеки 19 слов – опосредованные или косвенные заимствования. В ходе анализа этимологических словарей было выяснено, что языками-посредниками являются французский, немецкий, итальянский и польский языки. Заимствованная фитонимическая лексика попала в русский язык переходя из одного языка в другой.

Среди простых русских производных фитонимов, помимо заимствования, обнаруживаются следующие способы номинации: словообразование (суффиксальное и приставочно-суффиксальное), сращение и сложение.
Суффиксация явилась очень продуктивным способом образования наименований растений – с помощью данного типа образовано 36,3% лексем. При этом наблюдается широкий спектр производных суффиксов: -ник- (пустырник ← пустырь, ладанник ← ладан, майник ← май, зольник ← зола и др.); -к- (солянка ← соляной, живучка ← живучий, ноготки ← ноготь, хохлатка ← хохлатый и др.), -ик- (желтушник ← желтушный, ключики ← ключ, язвенник ← язвенный и др.), -ниц- (купальница ← купаться, печёночница ← печёнка и др.), -анк- / -янк- (мыльнянка ← мыльный и др.), -евик- (змеевик ← змей и др.), -чик- (рябчик ← рябой, баранчики ← баран и др.) и ряд других суффиксов, послуживших производными для единичных примеров. Фитонимы в количестве 3,1% единиц образованы приставочно-суффиксальнымспособом: подъельник ← ель, поручейник ← ручей, перелеска ← лес и др.

В ходе анализа фитонимической лексики русского языка выявлен неморфологический способ (а именно лексико-синтаксический) – сращение, которым образовано 1,0% фитонимов: мать-и-мачеха, иван-да-марья.
В корпусе однословных русских фитонимов обнаружены и те, которые образованы словосложением. Простым соположением основ образовано 2,6% фитонимов, например, сон-трава, плакун-трава и др. При помощи словосложения с соединительной гласнойобразовано 6,2% лексем: желтокорень ← желтый+корень, златоцвет ← златой+цвет (в значении цветок), солнцецвет ← солнце+цвет и др. Производным словосложением (в терминологии морфемики русского языка – аффиксально-сложным сложением) образовано 5,2% лексем: зимолюбка ← зима + любить, песколюб ← песок + любить, камнеломка ← камень+ломать и др.

Составные фитонимытакже образовали широкий пласт фитонимического лексико-семантического поля русского языка: обнаружено 25,9% составных наименований. Свободными являются 8,8% составных лексем: ипомея пурпурная, мертензия приморская, акация белая, вербейник монетчатый, мимоза стыдливая и др. 13,5% фитонимов были отнесены нами к семантически нечленимым наименованиям: желтый цвет, рвотный корень, Петров крест, медвежье ухо, раковые шейки, водяное перо и др. Отметим, что все составные наименования (как членимые, так и нечленимые) состоят из 2 компонентов (т.е. словосочетания являются бинарными).
Как и в английском языке, производные фитонимы русского языка в словообразовательном аспекте обнаруживают в себе «чистые» способы номинации и совмещенные. Без привлечения метафорического переноса образовано 40,9% фитонимических единиц: луговой чай, подлесник, медуница, шиповник, молодило и др. Совмещенными способами номинации образовано чуть меньше фитонимов – 35,8%): сабельник, ужовник, хрустальная трава, меч-трава, адамово ребро и др.

Проведенное исследование показало, что для английского языка характерно преобладание сложных фитонимов над простыми и нечленимых составных наименований над членимыми. Если в отношении составных фитонимов в русском языке можно увидеть идентичное доминирование связных составных наименований, то в отношении однословных фитонимических лексем прослеживается разница между сопоставляемыми языками (в русском больше простых однословных фитонимов, нежели сложных). Данный факт можно объяснить большей свободой образования слов в английском языке по сравнению с русским (в русском языке в процессе словосложения участвуют основы, в английском языке – основы и словосочетания).

Если говорить об общей склонности языка к однокомпонентности наименований, то можно утверждать, что в английском языке она выражена в меньшей степени, чем в русском. Так, если в английском языке однословных фитонимов больше, чем составных, в 1,4 раза, то в русском языке уже в 3,5 раза.

При сопоставлении простых фитонимов в словообразовательном аспекте обращает внимание на себя тот факт, что если для английского языка доминирующим способом номинации является заимствование, то для русского – суффиксация (заимствование на втором месте по репрезентативности лексем). Данный факт можно объяснить историческими причинами: англичане, присоединяя к себе множество колоний, устанавливали те или иные отношения с другими государствами (политические, торговые, экономические) и не могли в ходе коммуникации с иностранцами, в процессе наблюдения, в частности, природных реалий других мест не перенять в словарный состав слова из языков, с которыми английский язык соприкасался; носители русского же языка, по-видимому, имели меньше непосредственных контактов с носителями других языков.

В ходе анализа составных фитонимов (как членимых, так и нечленимых) было обнаружено, что в русском языке составные наименования строго бинарны, в то время как составные английские фитонимы могут быть двух-, трех-, четырёх- и даже пяти- и шестикомпонентными. В этом видится неодинаковая тенденция к речевой экономии в сопоставляемых языках.

Таким образом, для более глубокого изучения лексико-семантической системы того или иного языка необходимо исследование отдельных ее фрагментов, одним из которых является фитонимическая лексика, в которой отражен многовековой путь познания народом мира природы. В данной работе нами предпринята попытка провести сопоставительное исследование англо- и русскоязычных фитонимов в словообразовательном аспекте. К перспективам исследования следует отнести рассмотрение анализируемой лексики в номинативном, лингвокультурологическом, этнолингвистическом и диахроническом аспектах.

Конфликты интересов: у авторов нет конфликта интересов для декларации.

Conflicts of Interest: the authors have no conflict of interest to declare.