Введение

Первые попытки выделения морфологии были характерны еще для софистов и стоиков. Однако как таковая морфология в грамматической традиции была впервые выделена в александрийской школе (III в. до н.э.). В качестве самостоятельной части морфология присутствует также в трактате видного ученого-энциклопедиста М. Варрона «О латинском языке». Морфология, в понимании М. Варрона, состоит в изучении того, каким образом слова, отклонившись от вещей, для которых они были установлены, приобрели различия [2, с. 85]. В знаменитой грамматике арабского ученого Сибавейхи,  наряду с фонетикой и синтаксисом, детально была описана морфология классического арабского языка. Однако граница между морфологией и синтаксисом в арабской традиции проводилась несколько иначе. Морфология ограничивалась корнем и огласовками, а изучение окончаний слов относилось к синтаксису (подр. см. [1, с. 42]).

Цель настоящей работы состоит в том, чтобы кратко проанализировать основные тенденции, имеющие место при рассмотрении морфологической проблематики во взглядах ученых различных эпох и предложить еще один возможный вариант интерпретации роли морфологии как необходимого компонента формирования смысла в процессе коммуникативно-дискурсивной деятельности.

Материалы и методы исследования

Представители сравнительно-исторического языкознания, формулируя свой взгляд на роль морфологии в языке, исходили из того, что в «процессах речи-мысли мысль направляется одновременно на обработку и разработку языка и его звуков, с одной стороны, и на формирование картины мира, на познание внешней по отношению к мышлению-речи действительности – с другой» [цит. по 12, с. 173]. Для того чтобы оба эти процесса могли реализоваться и объективно существовать, между ними должна быть некоторая необходимая им обоим связка. Эта связка была представлена в сравнительном языкознании в виде понятия морфемного уровня и понятия составляющих его единиц – морфем. Другими словами, морфемика (морфология), в соответствии с идеями сравнительного языкознания, представляет собой описание внутриязыкового механизма, с помощью которого осуществляется контакт между мыслью о звучащей речи и мыслью о мире.

Как одну из трех сущностей, определяющих язык, рассматривали морфологию младограмматики. При этом в грамматических исследованиях А. Мейе и его последователей прослеживается уклон в морфологизм синтаксиса. Это приводило  к наполнению синтаксической терминологии морфологическим значением.

Обсуждая проблему разграничения морфологии и синтаксиса и анализируя сложившиеся к тому времени концепции по этому вопросу (В. Брёндаль, В. Матезиус, Г. Гугенейм, О. Есперсен, Ф. де Соссюр, Л. Ельмслев), В. Скаличка выделяет несколько параметров, определяющих различия между морфологией и синтаксисом. Основным, на его взгляд, является различие ономатологической и синтаксической функции (подробно о выделенных им параметрах см. в [15, с. 72]).

Устанавливая параметры разграничения морфологии и синтаксиса, В. Скаличка, тем не менее, считает, что морфология и синтаксис не отделены друг от друга герметически, и что некоторые черты синтаксиса проникают в морфологию и наоборот [18]. Это приводит к тому, что синтаксический и морфологический компоненты с точки зрения их включения в функциональную структуру языка оказываются тесно связанными между собой структурами выражения.

Представитель женевской школы С. Карцевский, рассматривая язык как семиологическую систему, выделяет среди четырех семиологических планов в качестве самостоятельного, и морфологический план. Морфология, в его понимании, «есть система приемов, употребляемых одним данным языком для того, чтобы выявить на фонической линии спроектированные на нее связи» [8, с. 52].

Для работ, выполненных в духе генеративной морфологии, характерно неразличение лексических, морфологических и словообразовательных правил, а также смешение их функций. Это практически приводило к отождествлению морфологии со словообразованием, что нашло дальнейшее отражение в теориях М. Аронова и С. Скализе [21, 28]. Во многих версиях порождающих грамматик деривационная морфология рассматривалась как своеобразная часть синтаксического уровня, где действуют синтаксические правила (трансформации), но в пределах слова.

Период «постгенеративизма» характеризуется более активным исследованием  проблем морфологии. Это нашло свое отражение, прежде всего, в появлении авторских морфологических концепций, сформулированных в трудах  Ст. Андерсона,  Дж. Байби,  Р. Бирда, Ф. Планка, Э. Селкирк [19, 20, 22, 23, 24, 27, 29]. Сфера исследования в области морфологии расширяется за счет включения в рассмотрение функциональной проблематики, изменяются задачи морфологии и постановка ряда теоретических проблем. Для ученых в этот период характерно стремление разобраться в функциональных началах морфологии, а для этого вскрыть ее движущие силы. Все это предполагало обращение к динамическим аспектам языковой системы и определение роли морфологии в переходе от глубинных структур к поверхностным.

В качестве основных рассматриваются, например, проблемы изоморфизма в строении слова и предложения, возможность транспонировать закономерности синтаксиса в эту область, взаимодействие морфологии и синтаксиса, выявление основных морфологических процессов, действующих на уровне слова, установление специфики этих процессов, в том числе, выяснение их автономности или зависимости (детерминированности) синтаксисом и семантикой.

Существование морфологии как особого уровня, выполняющего важную роль в системе языка, убедительно  обосновывается отечественными лингвистами. Наиболее четко и одновременно метафорично эта позиция выражена А.А. Реформатским. Он, в частности, пишет: «Морфология подобна «костяку» или скелету, на котором держится все остальное. Морфология – центр «языкового пространства», и для того, чтобы узнать язык, надо прежде всего понять его морфологию. Без морфологии нет языков» [13, с. 58]. При этом А.А. Реформатский подчеркивает, что у разного типа языков своя (выделено нами – Н.Б.) морфология, но она все равно присутствует [там же]. Аналогичной точки зрения придерживается Р.А. Будагов, отмечающий, что без морфологии, так же как и без фонетики, не может существовать ни один живой язык [6, с. 187].

Существование морфологии как отдельного уровня языка аргументируется также Е.С. Кубряковой, использующей положения модулярной теории языка. Она говорит о существовании морфологического компонента языковой способности говорящих, некоего «морфологического модуля, управляющего образованием правильно оформленных морфологических структур со статусом слова, т.е. ответственного за соблюдение правил относительно формы и строения слова при выражении им определенного содержания» [10, с. 27]. Это подтверждается, в частности тем, что в разных языках мира складываются некие особые приемы для создания слов и что слово выделяется в сознании говорящих в качестве отдельной единицы языка, соотносящей форму и содержание своим специфическим способом [10, с. 26]. Поэтому разрывать морфологию, относя часть ее к лексикону, часть – к синтаксису, представляется Е.С. Кубряковой не только нецелесообразным, но и разрушающим онтологическую и гносеологическую целостность морфологии [10, с. 26].

При этом необходимо отметить, что в отечественной лингвистике не просто постулировалось существование морфологии как особого уровня, но и детально изучались отношения морфологии с другими языковыми уровнями (подробный обзор см. [3]), что дало основание для рождения идеи о том, что «морфология служит синтаксису». Именно из этого положения исходит Б.А. Серебренников в трактовке проблемы взаимоотношения морфологии и синтаксиса, подчеркивая одновременно, что такое утверждение упрощает представление о реальных отношениях в языке [14, с. 88]. Как считает Б.А. Серебренников, морфологическая форма, будучи носителем отвлеченных значений, в возможностях своего функционирования оказывается ограниченной этими значениями и сама диктует синтаксису тот или иной выбор морфологических средств [14].

Идея о «службе» морфологии синтаксису уточняется в рамках теории морфологических категорий, разработанной А.В. Бондарко. Автор утверждает, что морфология служит синтаксису «лишь постольку, поскольку ее единицы, формы и категории включаются в структуру предложения, являются существенными для нее, но не вообще, не глобально, не абсолютно» [5, с. 19]. Одновременно с этим, А.В. Бондарко специально подчеркивает, что морфологические категории всегда имеют отношение к синтаксису, так как каждая морфологическая категория обладает определенной синтаксической направленностью, синтаксической перспективой [5].

В несколько ином плане, с позиции синтеза современных лингвистических концепций, рассматривает проблему В.Б. Касевич. В качестве основополагающего он выдвигает тезис о том, что «семантика обусловливает синтаксис, синтаксис морфологию и т.д.» [9, с. 18]. Для объяснения закономерностей взаимообусловленности семантики, синтаксиса и морфологии он прибегает к понятию фрейма в том понимании, в котором его использует М. Минский. Для морфологического компонента языковой системы В.Б. Касевичем выделяются фреймы двух видов: семантически и синтаксически ориентированные (подр. см [9, с.  26]).

В теории семиологической грамматики, разработанной Ю.С. Степановым, проблема связей морфологии и синтаксиса получает более глубокое осмысление и формулируется в виде положения о том, что морфология выступает как «техника взаимодействия семантики и синтаксиса». При этом в качестве  принципиально важных принимаются положения о том, что: определению морфологической категории предшествует определение семантико-синтаксической сферы, применительно к которой можно говорить о данной категории; морфологические категории подчиняются некоторым общим семиологическим принципам, источником которых являются семантика и синтаксис в их взаимоотношениях; изменение морфологических категорий связано с перераспределением «длинного семантического компонента» (общего семантического компонента), а их развитие заключается в развитии самого этого компонента в целом [17, с. 296-297]. Понимание морфологии как техники взаимодействия семантики и синтаксиса получило применение и дальнейшее уточнение в теории функционально-семиологической грамматики Н.Н. Болдырева. В соответствии с ее основными установками, морфология определяется как техника языковой системы, фиксирующая типичные связи между семантикой и синтаксисом [4].

Анализ представленных точек зрения на проблему взаимодействия морфологии с другими языковыми уровнями позволяет заключить, что попытки провести строгие границы между языковыми уровнями (прежде всего, морфологией и синтаксисом) фактически оказались неосуществимыми, так как постоянно исследователи наталкивались на те или иные факты межуровневого взаимодействия, свидетельствующие, скорее, о нежесткой внутриязыковой организации. Наглядно это подтверждается результатами современных функциональных и когнитивных исследований языка.

Развитие когнитивно-ориентированных исследований (с 80-х годов XX века) в лингвистике поставило в новой плоскости вопрос о месте морфологии в системе языка. Такое положение дел представляется во многом естественным, так как вытекает из общих установок когнитивного подхода к языку.

Когнитивная лингвистика, как известно, стирает грань между областями, обособленными в интерпретации традиционной лингвистики (лексикой, морфологией, синтаксисом и семантикой), тем самым, выявляя наиболее общие принципы человеческого мышления, которые имплицированы в языковых формах. По образному замечанию О.К. Ирисхановой, «любая единица языка рассматривается здесь как некий «пусковой механизм» для глубинных когнитивных процессов, которые предопределяют пути и способы конструирования языкового значения» [7, с. 62].

Основополагающая идея, на которой строятся и когнитивная грамматика, и когнитивная семантика – это идея когнитивного моделирования результатов познания как основы формирования языковых значений. Соответственно, основная масса исследований, выполненных с позиций когнитивного подхода в зарубежной лингвистике, сосредоточена преимущественно на изучении когнитивных основ семантики языковых выражений, прежде всего, лексического уровня.

Общая платформа, на которой основывается вся когнитивная лингвистика, включает, в частности, положения о том, что: язык не обладает самодостаточностью и не может быть описан без учета когнитивных процессов; грамматика не может рассматриваться в качестве отдельной формальной системы, или уровня представления, так как лексикон, морфология и синтаксис образуют континуум знаковых структур (см., например: [25, 26]).

Это предполагает неразделимость грамматики и значения. Автономность грамматики, а, следовательно, и морфологии отрицается в когнитивной грамматике Р. Ленекера. В его теории она представляется как способ структурирования и символизации (языкового представления) концептуального содержания с помощью образно-схематических моделей. Образно-схематические модели рассматриваются как способность по-разному структурировать (форматировать) и интерпретировать содержание одной и той же когнитивной области. В соответствии с этой функцией, язык включает семантические структуры, фонологические структуры и символические связи между ними. Р. Ленекером особо подчеркивается тот факт, что ничего другого языку не требуется [26]. Как следствие, в теории когнитивной грамматики Р. Ленекера отсутствует специальное рассмотрение того, что традиционно включается в морфологию (словообразовательные и словоизменительные категории). Некоторые морфологические категории, например, времени и аспекта, исследуются в связи с рассмотрением определенных когнитивных механизмов [26, с.  218-229].

На сходных представлениях строится и концептуальная семантика Л. Талми. В разработанной им теории утверждается наличие в языке двух подсистем: грамматической и лексической, – обладающих комплементарными семантическими функциями. Грамматика определяет структуру когнитивной репрезентации, а лексика – ее содержание. Автором ставится цель определить семантические и когнитивные свойства и функции структурного языкового компонента (грамматики) как единого целого. В качестве фундаментального свойства грамматической подсистемы Л. Талми выделяются семантическая и количественная ограниченность, а в качестве основной функции – структурирование мысли [30, с. 94-95]. Грамматика, в широком смысле, является фактором, определяющим концептуальную структуру в языке как одной из когнитивных систем.

Таким образом, грамматический уровень рассматривается в когнитивной лингвистике недифференцированно, что естественным образом не позволяет акцентировать внимание на роли морфологического компонента языка в представлении концептуального содержания. Рассматривая идею о языковом континууме как одну из фундаментальных и методологически важных мы все же считаем необходимым акцентировать, с одной стороны, взаимодействие образующих континуум компонентов, а с другой – роль каждого из них в этом континууме. Это позволяет поставить вопрос о необходимости особого рассмотрения места морфологии в языковом континууме.

Предпосылки такой постановки вопроса создаются, в первую очередь, благодаря тем наработкам, которые получены отечественными лингвистами в последние десятилетия, ознаменовавшиеся интенсивным развитием когнитивно-дискурсивной парадигмы.

Прежде всего, в ряде работ Е.С. Кубряковой, опубликованных в последние годы, сформулированы основные направления изучения когнитивных аспектов морфологии (см., например, [11]). Е.С. Кубрякова уточняет высказанную Н.А. Слюсаревой мысль о том, что морфология когнитивна, хотя на первый взгляд, выступает в виде техники для синтаксиса [16], особо подчеркивая тот факт, что даже если бы морфология выступала исключительно «в виде техники для синтаксиса», она не перестала бы быть «когнитивной», т.е. связанной с познавательными процессами и служащей отражению и передаче их результатов [11, с. 25].

По мнению Е.С. Кубряковой, функции морфологии гораздо шире. Они обнаруживаются не на уровне морфем, а на уровне целостных морфологических структур, репрезентирующих разные классы слов [11]. В этом проявляется связь морфологии с фиксацией, классификацией и распределением по категориям определенных структур знания о мире. Такая связь с процессами категоризации и субкатегоризации, а также связь последних со средствами их формального выражения позволяет выявить, как и в каких формах морфология объективирует и классифицирует знание о мире. Сказанное дает основание Е.С. Кубряковой говорить о когнитивных аспектах морфологии в различных проявлениях.

Когнитивная функция морфологических явлений, по заключению автора, определяется «их задействованностью в проведение процессов мышления, в осуществление ментальной и интеллектуальной деятельности человеческого разума – деятельности по обработке информации, ее хранению, ее сортировке и, наконец, извлечению, использованию и новому преобразованию [11, с. 25-26]. Подчеркивая особую важность изучения когнитивных аспектов морфологии, Е.С. Кубрякова заключает, что такое изучение позволит выявить немало важного в понимании того, «какие детали в изображении ситуации в данном языке не могут ускользнуть от внимания говорящего (грамматическое – значит обязательное), а также какие элементы человеческого опыта уже получили отражение и классификацию в данной языковой картине мира» [11, с. 25-26].

Представленный анализ позволяет заключить, что дискуссионность проблемы статуса морфологии в системе языка связана со смешением двух понятий: «специфика морфологии» и «автономность морфологии». Специфика морфологии определяется ее ролью в репрезентации языкового знания и выполнением особой функции в системе языка – функции техники, обеспечивающей взаимодействие семантики и синтаксиса и фиксирующей типичные связи между ними. Именно поэтому морфологические категории функционально раскрываются, главным образом, на уровне синтаксиса [4, 6].

Сказанное позволяет утверждать, что с позиций когнитивного подхода в качестве основной единицы морфологии следует рассматривать морфологическую категорию, находящую свое материальное выражение в формах слова, объединяемых в парадигму.

Морфология как особый языковой уровень, обеспечивающий технику взаимодействия семантики и синтаксиса и фиксирующий типичные связи между ними, выступает как один из способов концептуализации языкового знания. Особенность концептуализации на уровне морфологии состоит в том, что она, конфигурируя и форматируя наше знание, обеспечивает концептуальную сетку, каркас для концептуального материала, выраженного лексически, и в определенном смысле «обслуживает» лексику. Именно эта особенность в плане концептуализации и обусловливает взаимосвязь морфологии и лексики на уровне языка. Такая взаимосвязь предполагает, с одной стороны, уточнение и конкретизацию категориальных значений в синтаксисе, а с другой – наличие скрытой грамматики как переходной зоны между формально-грамматическими, собственно морфологическими категориями, и лексическими/тематическими группами, а также необходимость языкового, в смысле ориентированного на репрезентацию в языке, концептуального содержания.

     Возможности и способы морфологической концептуализации определяются онтологией самого языка, так как морфология выступает в качестве средства концептуализации закономерностей языковой репрезентации и отражает, во взаимодействии с синтаксисом, внутреннюю сущность и законы функционирования языка. Сказанное позволяет утверждать, что морфология представляет собой языковой уровень важный с точки зрения понимания того или иного языка и определения его характера и типа.

Концептуализация в морфологии осуществляется на нескольких уровнях. Под уровнями концептуализации в морфологии понимаются различные способы структурирования знания, находящие представление в морфологии (подр. см. [3]). Их выделение первоначально связано с разграничением, прежде всего, сентенционального уровня и уровня семантики лексико-грамматических разрядов слов. Оно обусловлено внутренне неоднородной сущностью лексико-грамматических классов слов и их морфологических категорий. Последние, будучи средством уточнения связи языкового знака с той или иной концептуальной категорией, передаваемой  тем или иным лексико-грамматическим классом слов в синтагматической речевой деятельности, различаются своей ориентацией на уровень сентенциональный или на уровень лексико-грамматических разрядов слов.

Морфологические категории и передаваемые ими обобщенные смыслы создают «сетку координат», в рамках которой осуществляется концептуализация мира человеком. Морфология отражает категоризацию наиболее важных (фундаментальных, базовых) участков концептуальной системы. Соответственно, морфологические категории и формы являются средством объективации особого уровня категориальных смыслов.

Категориальная часть концептуальной системы, репрезентируемая морфологически, предстает в виде морфологически передаваемых концептов. Морфологически передаваемые концепты создаются нашим сознанием с помощью языка и являются, вследствие этого, классификационными. Морфологически передаваемые концепты – это, с одной стороны, определенные единицы знания, репрезентируемые с помощью морфологических категорий и форм, а с другой стороны, – это концепты, лежащие в основе формирования собственно морфологических категорий и реализующиеся в виде конкретных грамматических смыслов (например, грамматическое время, число, аспект, наклонение и др.). Иными словами, морфологически передаваемый концепт – это выраженная морфологической формой единица знания о представлении мира в языке, т.е. единица языкового знания, передающая способ языковой репрезентации знания энциклопедического.

Морфологически передаваемые концепты в совокупности формируют концептуальное пространство морфологии и создают когнитивную основу морфологической репрезентации в языке. Они служат основой формирования соответствующих морфологических категорий и подводят существующее многообразие морфологических форм под соответствующие категории и классы, определяя их семантику.

Морфологически передаваемые концепты могут рассматриваться в качестве одного из факторов, способствующих созданию и обеспечению стабильности концептуальной системы, они отражают наиболее существенные аспекты концептуальной системы, без которых невозможно мышление о мире и формирование картины мира.

Морфологически передаваемые концепты в наибольшей степени подвергаются стандартизации на общенациональном уровне, исключая групповые, региональные и индивидуальные смыслы. Содержание данных концептов составляют основополагающие стабильные значения (элементы смысла), которые кодируются с помощью морфологических показателей. Оно включает максимально обобщенные и абстрактные характеристики, которые в процессе активизации требуют дальнейшего уточнения и конкретизации при участии дополнительных лингвистических факторов. Эти характеристики имеют статус особых категориальных смыслов, которые служат основой для формирования собственно морфологических смыслов, составляющих содержание морфологических категорий и в дальнейшем – во взаимодействии с характеристиками концепта, на базе которого формируется морфологически передаваемый концепт – лексико-грамматических смыслов в процессе коммуникации, а также имеют принципиальную важность для выражения связей семантики и синтаксиса.

Сущность морфологически передаваемого концепта состоит в том, что его содержание, передаваясь морфологически, раскрывается только через взаимодействие с другими факторами в процессе морфологической репрезентации. Вследствие этого, морфология не просто и не столько передает собственные (морфологические) смыслы, но и, в первую очередь, служит базой для формирования широкого спектра конкретных грамматических и лексико-грамматических смыслов в рамках предложения-высказывания. Это объясняет тот факт, что морфология не существует изолированно от других языковых уровней, она органично вплетена в ткань языка и является необходимым компонентом формирования смысла в процессе речевой деятельности.

Специфика грамматической системы каждого языка и его концептуальной системы проявляется в наборе морфологически передаваемых концептов, который не совпадает в различных языках в силу того, что инвентарь морфологических категорий может заметно варьироваться от языка к языку. При этом существование единой концептуальной основы морфологических категорий позволяет в определенной степени «приравнять» одноименные категории разных языков на основании некоторой общей концептуальной структуры, в качестве которой выступает морфологически передаваемый концепт, а не на основании грамматической формы, так как последняя различна от языка к языку.

Результаты исследования и их обсуждение

Проведенный анализ позволяет сделать вывод о том, что современная морфологическая теория представляется неполной без анализа когнитивных процессов, которые объясняют внутриязыковую специфику морфологических категорий и форм и раскрывают роль данных единиц в репрезентации концептуального содержания в языке. Специфика предложенного в статье подхода заключается в обращении к проблемам морфологии с принципиально иных позиций, а именно, с точки зрения того, как языковые факты отражают видение и восприятие мира человеком и способы его концептуализации.

Заключение

Обобщая все сказанное, следует отметить, что исследование морфологии в различных аспектах позволяет получить наиболее полное и исчерпывающее знание о закономерностях, обеспечивающих ведущую роль морфологического уровня в строе языка и формировании смысла в процессе языкового функционирования.